Над месивом растаявшего снега
срастаются, не ведая о том,
далекие, как альфа и омега,
языческая сила печенега
с поставленным на времени крестом.

Свирепые опричники окраин,
разбойные поэты-соловьи,
проросшие меж раем и сараем,
теряют рай, как мы его теряем,
живя на расстоянии любви.

Наследники, лишенные наследства,
постельничьи, пропившие постель.
поборами разграблены соседства –
эпоха без стыда находит средства,
которые оправдывают цель.

Отпеты, неотесаны и грубы,
шагают херувимы-лесорубы
по облакам от горечи седым
и продувают заводские трубы,
с мелодией выплескивая дым.

От песен, от хулы и алкоголя
звучит надлом в усталых голосах.
Охоты нет, осталась лишь неволя
и выражение звериной боли
в когда-то человеческих глазах.

Они стоят – не люди и не звери,
в кроваво зарождающейся эре
с пространством потеряв взаимосвязь.
И вверх глядят – и молятся, не веря.
И вниз глядят – и верят, не молясь.